Мы видели, что католическая церковь, как католическая или вселенская, стремится охватить всю жизнь человечества во всех ее проявлениях. А поэтому она должна включить в себя и государство. Всякий получивший крещение уже по одному этому, входя в единство Христово, подчиняется папе, становится его подданным. Во всех своих действиях он должен руководиться указаниями истинной церкви и ее главы, так как нет ничего религиозно и морально безразличного. Но в то же самое время христианин является членом другого, земного союза, в который входят и язычники и еретики, который ставит себе нерелигиозные цели. Возможны ли, впрочем, такие цели, с точки зрения католика? — На этот вопрос ответ может быть только отрицательным. У христианина, у католика все цели должны быть религиозными, и все его цели положительно или отрицательно религиозны. Следовательно, и государственный союз католичество может понять только религиозно.

Идеал католичества, идеал града Божьего или церкви Христовой заключается в том, чтобы Бог был всяческим во всех, чтобы церковь Божия объяла все, включила в себя все. С точки зрения государственного бытия это идеал теократии, причем уже второстепенный вопрос, каковы будут формы Боговластия: будет ли государственными и общественными делами управлять клир, возглавляемый папою, или папа установит параллельно клиру другую, светскую иерархию. Возможно даже, что глава светской иерархии будет помазанником Божиим, но и в этом случае он должен быть подчиненным папе, как христианин и исполнитель Божьего закона, толковать который может только папа, а власть духовная не ограничивает себя в праве вмешательства во все дела государственные и общественные. Насколько неизменен теократический идеал, настолько же изменчивы формы, в которых он может выражаться, осуществляться и приближаться к осуществлению.

Фактически человеческое как будто обособлено от Божеского, и государство как будто обладает своею особою сферою. Но это только так кажется и кажется потому, что далеко еще не осуществлено единство всех во Христе, велико неведение истины и сильна греховность. — Царство благодати не сменило еще всецело царства закона и необходимости.

В языческом обществе и языческом государстве церковь могла сравнительно легко огораживаться от них, хотя церковное отделялось от государственного в сознании каждого отдельного христианина, вопрос о Божием и кесаревом возникал каждую минуту, на каждом шагу. Отвергавшие все греховное и стремившиеся замкнуться в Божеском отцы церкви могли легко усматривать в государственном и в государстве только зло, считать государство градом дьявола. Однако это было лишь весьма естественным, но в корне неправильным ограничением кафоличности церкви, проявлением преувеличенной аскезы воздержания. И уже в ранней церкви в связи с учением стоиков были выдвинуты идеи естественной нравственности, естественного права, а государство было понято, как необходимый продукт человеческой природы, в себе благой, но искаженной грехом.

Благодаря этому государству могла быть поставлена религиозная цель приуготовления людей к царству благодати. На той же точке зрения стоит и современное католичество и на иной стоять не может ни теперь, ни в будущем. Папа Лев XIII в одной из своих энциклик ("Diuturnum illud", 1881 г.) пишет: "Сама необходимость принуждает к тому, чтобы во всяком сообществе и соединении людей были начальствующие, дабы общество, лишенное своего начала или главы, не распалось и не встретило препятствия к достижению той цели, ради которой оно родилось и основалось", т. е., конечно, ради осуществления града Божьего на земле. В государстве, несомненно, много злого и дьявольского, обусловленного греховностью, порчею человеческой природы, много условного и преходящего, как, по словам того же папы, таили иная форма правления. Но сам принцип государственности или власти (ius imperandi) исходит из Бога, как своего "естественного и необходимого начала". И признавая государей помазанниками Божьими, церковь только последовательно выражала эту идею.

Таким путем возникает проблема взаимоотношения двух богоустановленных властей, проблема по самой природе своей временная, так как государства светские должны раствориться в теократическом едином государстве, но тем не менее чрезвычайно острая и живая. В разрешении ее следует строго различать принципиальную сторону от фактической или исторической. С принципиальной точки зрения светская власть должна быть утверждаема папой и руководствоваться в своей деятельности его предписаниями, и оправдание светской власти заключено в служении ее религиозным целям. — Само папство не может извлекать меча, казнить ослушников, действовать человеческим принуждением. А для того, чтобы общество не распалось и могло выполнить свою цель, цель религиозную, временно должно пасти людей лозой железной, воздействовать на них принуждением человеческим, угрожать карами, одним словом — осуществлять закон безблагодатной природы. И папству же должна принадлежать власть низлагать государя в случае вредоносности его для церкви и ее целей как в пределах его политической деятельности, так и в пределах его жизни по закону Божьему. Так и смотрело на свою задачу средневековое папство, да и Лев XIII в упомянутой выше энциклике как бы повторяет средневековую идею: "Первосвятители римские, при установлении Священной Империи, по особливому основанию (singulari ratione) освятили политическую власть".

Нам уже не раз — и тут мы переходим к фактической стороне проблемы — приходилось наблюдать, как трудно различить Божеское от человеческого и в сфере индивидуальной религиозной морали, и в сфере действия церкви в мире. Эти наблюдения подтверждаются и в данном случае. — Средневековым папам не удавалось точно определить и отделить сферу своего церковного права, сферу чисто церковных целей. Вместо того, чтобы предоставить государям свободно действовать и применять средства принуждения, поскольку это не противоречит велениям и целям церкви, вместо того, чтобы ограничить свою власть сферой Божеского, папы сами хватались за меч и бурно вторгались в безблагодатную область. Они склонны были понимать свою власть над государями, как власть той же, мирской природы, стремились превратить себя в сюзеренов, а государей в своих вассалов и ради земных целей своего папского государства или вотчины св. Петра воевали и вели дипломатические переговоры, как светские владыки. Вместо того, чтобы благодатно перерождать мир и растворять в себе светское государство, церковь стремилась его поглотить и сама ему уподоблялась. Это продолжалось вплоть до уничтожения папского государства, а в остатках своих сохраняется и теперь. Папа все еще претендует на положение светского государя, кардиналы все еще приравниваются к принцам крови. Но, с другой стороны, во имя основной идеи католичества мы отказываемся признавать точным выражением ее учение о равенстве обеих властей ("utraque est in suo genere maxima") и видим в нем искание умаляющего церковь компромисса.

Но католической церкви приходилось переживать и периоды угнетения ее светскою властью. В поздней римской империи, а временами и в средние века папа стоял во главе епископата, и, как всякий епископ, подчинялся иногда даже в религиозных делах светской власти. Григорий Великий, послав протест против нарушающего Божий закон закона императорского, тем не менее исполнил волю императора и опубликовал его, воздавая кесарю кесарево. Однако очевидно, что подобное положение главы христианского мира невозможно. Папа, стоящий во главе государей, как духовный их отец, как руководитель их даже в государственных делах, поскольку эти дела затрагивают интересы церкви, и принципиально и практически должен во всех отношениях быть независимым от светской власти. Иначе он будет стеснен в выполнении своих обязанностей пастыря, учителя и правителя церкви Божией.

Но как можно обеспечить такую независимость папства? В VIII веке, угрожаемое догматическою зависимостью от византийских императоровили полною зависимостью от наводнявших Италию лангобардов, папство пришло к идее собственного государства. Это существовавшее с 754 г. по 1870 г. государство сыграло свою роль в темные века господства грубой силы, обеспечивая папству известную независимость. Но оно же втянуло папство в земные интересы и более всего другого способствовало тому смешению Божеского с греховным в самой церкви, о котором мы говорили выше. Опираясь на свое государство, папство стремилось к подчинению себе в мирском, государственном отношении других государей и империи, действуя мечом и дипломатией.

Папа Юлий II не хотел, чтобы Микеланджело ваял его статую держащею в руках Библию: "Лучше дай мне в руки меч!" Другие папы доходили до полного забвения религиозных задач церкви, до готовности вести переговоры и заключать союз против христианских государей с турками. И в силу смешения в папе-государе Божеского с человеческим чрезвычайно трудно юридически определить природу папского государства. Несомненно до 1870 г. папа обладал правами суверена в своей области, правами, признанными со стороны других государей. Но сама-то папская область рассматривалась и рассматривается папством, как "вотчина Св. Петра" (patrimonium S. Petri). И в протесте своем против отъятия у него итальянских областей и Рима Пий IX (1 ноября 1870 г.) говорит о "владениях" и "священных и нерушимых правах апостольской кафедры".

Папы рассматривают акт итальянского правительства, как акт грабежа, как захват имущества церкви (occupatio bonorum ecclesiae), что создает папскому "государству" какое-то промежуточное юридически положение между государством в собственном смысле этого слова и частным имуществом ап. Петра. Еще сложнее вопрос о том, является ли папа государем после лишения его светской власти. Нам кажется, что этот вопрос следует решить отрицательно. Но суть дела не в том, государь папа или не государь, а в том, достаточно ли обеспечена независимость папы. Изданный итальянским правительством "Закон о гарантиях", как внутренний закон итальянского королевства, так же не может обеспечить этой независимости, как не может, признавая за папой некоторые прерогативы государя, сделать его государем, если он таковым не является. Выходом из затруднения мог бы быть только международный акт, неприемлемый до сих пор для итальянского правительства. Но и таким актом еще бы не был решен вопрос о фактической независимости папы.
 
 

Наша задача может считаться оконченной. Мы не стремились к полному изложению католического учения, ни, тем менее, к изложению истории католической церкви, поставив себе целью выяснить то, что можно назвать духом католичества или идеей его. Предвидим много недоумений и порицаний. Позитивисты — их, к сожалению, еще много, но не для них написана эта брошюра — обвинят автора в мистическом тумане.

Православные сочтут его труд проповедью истинности католического учения, протестанты признают его доводы софистикой, а католики, вероятнее всего, обвинят автора в ряде еретических положений. А между тем, автор хотел бы гордиться своим беспристрастием и определенно заявляет, что не ставил себе никаких полемических или апологетических целей. Нельзя подходить к попытке понять и оценить религию без понимания существа религиозного, как бы мы потом это существо не оценивали: дело личного опыта и веры решать вопрос о ценности религиозного. Но понять католичество можно только допустив, хотя бы лишь на время этого понимания, абсолютное значение религиозной истины.

Далее — для понимания его необходимо оценить религиозное значение проблемы о видимости единой истинной церкви и допустить, хотя бы с указанной уже оговоркой, положительное ее решение. Больше допущений не надо; все остальное представляется стройным логическим или, скорее, метафизическим целым, организмом удивительной красоты и жизненности, вызывающим помимо всяких посторонних соображений чувство невольного благоговейного восхищения. Конечно, изображенное выше католичество не есть католичество в себе, а католичество в индивидуальном преломлении и освещении, по необходимости ограничивающем его полноту и богатство. Но иначе его охарактеризовать и невозможно. Католичество вечно растет и раскрывает свои тайны и в тайнах себя. Мертвая, безблагодатная (в смысле отсутствия дара благодати, "donum superadditum") природа все более и более пронизывается и преображается благодатью. На наших глазах созидается превышающее всяческую красу тело Христово, уже созданное и завершенное в тайном сверхсовременном бытии, во времени обожающего мир Божества.

1. Все цитаты из энциклики Пия Х даны по переводу гг. Д. Муретова и И. Селихановича в сборнике "Современные течения религиозно-философской мысли во Франции". Птр. 1915.

Стр. -1. - 2. - 3. - 4. - 5. - 6. - 7. - 8. - 9. - 10. - 11. - 12.-